> Благотворительность – это на самом деле корыстность, притворяющаяся альтруизмом. Вы говорите, сложно принять, что порой вы не так уж сильно стремитесь быть честным и любящим. Давайте я скажу проще. Давайте скажу так, что проще некуда. Упростим до предела – по крайней мере, для начала. Есть два вида эгоизма. Первый – когда я доставляю себе удовольствие, делая себе хорошо и приятно. Обычно мы называем это эгоцентричностью. Второй тип эгоизма – когда я доставляю себе удовольствие, делая хорошо и приятно другим. Это более тонкий вид эгоизма.

> Первый лежит на поверхности, второй запрятан, и очень хорошо запрятан, а значит, более опасен. Ведь благодаря ему мы убеждаемся, какие мы замечательные люди. А может быть, не такие уж замечательные? Сразу хочется мне возразить, правда? Отлично! Это очень хорошо.

> Вот вы, мадам, вы утверждаете, что живете одна, но каждый день по нескольку часов уделяете работе в приходском доме. Вы признаёте, что делаете это из эгоистических побуждений. У вас есть потребность чувствовать себя нужной. Более того, вы осознаёте, что хотите чувствовать себя нужной таким образом, чтобы ясно видеть и ощущать, как вы делаете мир чуточку лучше. Вместе с тем вы заявляете, что помогаете людям, нуждающимся в вашей помощи. Получается как бы обоюдная помощь.

> Знаете, что я вам скажу? Вы на пороге просветления! Нам всем есть чему у вас поучиться. Всё верно. Вы говорите: «Я что‑то отдаю, а что‑то получаю взамен». И вы абсолютно правы. Вы помогаете людям, что‑то отдаете, что‑то получаете в награду. И это замечательно. Это правда. Это реально. Только это не благотворительность, это осознанный, «просветленный» эгоизм.

> А вы, сэр, замечаете, что при таком подходе Евангелие Иисуса есть в конечном счете Евангелие эгоизма? Достижение вечной жизни при помощи актов доброй воли и милосердия. «Приидите, благословенные Отца Моего… ибо алкал Я, и вы дали Мне есть», и т.д. Вы говорите то, что целиком и полностью подтверждает мои слова. Если рассматривать жизнь Иисуса с таких позиций, говорите вы, мы увидим, что все его милосердные поступки преследуют крайне корыстный интерес, а именно – спасти ду́ши людей для жизни вечной. Вот он, краеугольный камень, к которому сводится весь смысл жизни: удовлетворение корыстных интересов с помощью милосердия и благотворительности.

> Ладно, согласен. Но тут вы немного схитрили, потому что обратились к религии. Это вполне оправданно. Принимается. Но давайте сделаем вот как: давайте мы обратимся к Евангелиям, к Библии и к Иисусу в конце нашего семинара, хорошо? Больше пока ничего не скажу, пусть это запутает вас еще больше. «Ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня». А что ему отвечают? «Когда? Когда мы это сделали? Мы не помним». Они не осознавали того, что делают! Мне иногда приходит в голову фантазия на тему этого библейского сюжета, когда Царь говорит: «Ибо алкал Я, и вы дали Мне есть», а ему в ответ: «Да‑да, Господи, мы знаем». «Подождите, что‑то не так, – возмущается Царь. – Вы отхо́дите от сценария, вы не должны знать!» Забавно, правда?

> Но вы‑то знаете. Вы прекрасно осознаёте то внутреннее удовольствие, которое испытываете, совершая акты милосердия. Ага! Так‑то! Это полная противоположность человеку, который удивляется: «А что я такого прекрасного сделал? Я совершил поступок – и получил за него награду. Я понятия не имел, что делаю что‑то хорошее. Моя левая рука не ведает, что творит правая». Никогда добро не бывает таким добрым, как когда оно творится по неведению. Как сказал один великий суфий, «святой остается святым, пока не узнает об этом». Неосознанность! Непринужденность неведения!

> Кто‑то из вас возразит: «Но разве то удовольствие, которое я получаю, не есть вечная жизнь, прямо здесь и сейчас?» Не знаю. Я называю удовольствие удовольствием, вот и всё. По крайней мере, до поры до времени, пока мы не дошли до религии. Но кое‑что я хотел бы, чтобы вы усвоили с самого начала: религия не обязательно – подчеркиваю, вовсе не обязательно – должна быть связана с духовностью. Поэтому, пожалуйста, давайте до поры до времени оставим религию в стороне.

> Ну хорошо, спро́сите вы, а как быть с солдатом, который бросается животом на гранату, чтобы спасти своих сослуживцев? Или с человеком, который сел за руль грузовика, начиненного динамитом, и въехал на базу миротворцев в Бейруте? Как насчет них? «Нет большей любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». Вот только американские миротворцы вряд ли бы с этим согласились. Ведь тот человек сел за руль осознанно. Он был ужасный человек, да? Уверяю вас, сам он так не думал. Он был искренне уверен, что отправится в рай. Именно. Как и солдат, падающий животом на гранату.

> Я сейчас пытаюсь проиллюстрировать ситуацию, в которой вы, всё осознавая, не действуете от своего «Я», а как бы позволяете действовать через вас. Ваше действие превращается в обезличенное событие. «Да будет Мне по слову твоему». Да, такое тоже бывает, не будем это отбрасывать. Но когда вы действуете от себя, я всегда буду искать эгоистическую составляющую. Даже если ваши мотивы: «я останусь в истории как великий герой» или «я не смогу жить, если этого не сделаю, я не смогу жить, помня, что струсил и сбежал». Я не исключаю возможности бескорыстного обезличенного действия. Я не говорю, что эго должно быть замешано всегда, о каком бы поступке ни шла речь. Может, и существуют такие поступки. Нужно изучить вопрос. Мать, спасающая ребенка… Своего ребенка, сразу заметите вы. Она ведь ради соседского ребенка не пожертвует жизнью? Это ее ребенок. Солдат, умирающий за свою страну… Такие смерти не дают мне покоя. Я всё время спрашиваю себя: «Им что, мозги промыли?» Мученики не дают мне покоя. Мне часто кажется, что им действительно просто промыли мозги. Исламские мученики, индуистские мученики, буддийские мученики, христианские мученики… Отличная идеологическая обработка, только и всего! Им вбивают в голову, что они должны умереть и их смерть – великое деяние. И такие люди ничего не чувствуют, идут прямо в огонь. Не все, наверное, но и такую возможность я бы не стал исключать. Многим коммунистам в свое время промыли мозги (теперь вы, конечно, готовы в это поверить) настолько, что они готовы были умереть за свои идеалы. Я люблю повторять, что процесс, при помощи которого получился, например, христианский мученик Франциск Ксаверий, наверняка идентичен тому, с помощью которого людей превращают в террористов. Отправьте человека в тридцатидневное отшельничество, и он вернется, пылая любовью к Христу, но без намека на осознанность. Такой человек быстро становится серьезной головной болью для окружающих. Мнит себя великим святым. Нет‑нет, я не принижаю Франциска Ксаверия, он наверняка был отличным святым, вот только человеком он был очень непростым. А настоятелем так вообще никаким! Можете покопаться в истории. Франциск, руководствуясь своей нетерпимостью, не мог не наломать дров, а бедняга Игнатий потом расхлебывал. Ведь, чтобы достичь того, чего достиг Франциск, нужно быть очень нетерпимым. Вперед, вперед, только вперед! Невзирая на жертвы, прямо по головам… Именно за это, кстати, и осуждали Франциска чаще всего. В частности, была у него привычка изгонять из Общества Иисуса его членов, те обращались к Игнатию, а он отвечал: «Приезжайте в Рим, разберемся». И тихонько принимал их обратно. Насколько осознанным был Франциск и насколько – Игнатий? Не нам судить, мы не знаем.

> Я не утверждаю, что чистой мотивации не существует в природе. Я лишь говорю, что в абсолютном большинстве случаев, когда вы что‑то делаете, вы делаете это для себя. Всё. Когда вы делаете что‑то из любви к Христу, это эгоизм? Да. Когда вы делаете что‑то из любви к другому человеку, вы тоже руководствуетесь корыстными интересами.

> Здесь я хотел бы отметить еще один момент. Представьте, что вы живете, например, в Финиксе и каждый день помогаете накормить пять сотен детей. Приятно вам от этого? Как же иначе, неужели вы будете чувствовать себя плохо, занимаясь таким замечательным делом? Вы не поверите, но и так тоже бывает! Потому что есть люди, которые занимаются благотворительностью, чтобы их не мучила совесть. И это они называют благотворительностью! Это чувство вины. Это не любовь. К счастью, к здесь присутствующим это не относится. Вы, конечно, совершаете хорошие поступки, чтобы доставить себе удовольствие. Прекрасно! У вас здоровая психика, потому что вами движут эгоистические интересы. Это здоровый подход.

> Давайте подведем итог тому, что было сказано о бескорыстном милосердии. Я выделил два типа эгоизма; наверное, нужно было выделить три. Первый – когда вы доставляете себе удовольствие, делаете что‑то для себя, чтобы вам было приятно; второй – когда вы делаете что‑то для других, чтобы, опять же, вам было приятно. Здесь нечем гордиться. Не надо считать себя прекрасным человеком. Вы самый обычный человек, просто с чуть более утонченными вкусами. Духовность тут ни при чем, это просто дело вкуса. В детстве вам в жаркий летний день нравилась кока‑кола, а теперь – холодное пиво. Изменился вкус. В детстве вам нравился шоколад, теперь вы стали постарше и наслаждаетесь симфониями и поэзией. Более тонкий вкус. Вы всё равно стараетесь получить удовольствие, просто теперь оно заключается в том, чтобы доставлять удовольствие другим. И есть третий тип эгоизма, худший из всех: когда вы совершаете хорошие поступки, чтобы потом не мучиться совестью. Вы даже не получаете от них удовольствия; наоборот, вам не нравится их совершать. Вы их ненавидите. Приносите жертвы во имя любви и ропщете. Ха! Как же плохо вы себя знаете, если искренне верите, будто никогда так не делали!

> Если бы мне платили доллар каждый раз, когда я делаю что‑то, что мне не нравится, я бы уже точно был миллионером. Вы не хуже меня знаете, как это бывает. «Отче, мы можем поговорить?» «Да‑да, конечно, заходите!» А я не хочу с ним разговаривать, я его вообще терпеть не могу. Я, может, хочу сегодня весь вечер просидеть перед телевизором, но как можно отказать человеку? Да у меня просто духу не хватит ему отказать. «Конечно, заходите», – говорю я, а про себя думаю: «Господи, помоги мне пережить этот вечер и сплавить его поскорее».

> Мне неприятно встречаться с этим человеком, но еще неприятнее отказать ему. Из двух зол я выбираю меньшее, поэтому говорю: «Конечно, заходите». Я буду очень счастлив, когда это всё закончится и я смогу наконец стереть натянутую улыбку со своего лица. Но я всё равно начинаю нашу встречу со слов: «Как у вас дела?» «Замечательно», – отвечает бедолага и принимается расписывать, как ему нравится мой семинар, а я про себя думаю: «Боже правый, да когда ты уже дойдешь до сути дела?» Наконец мой посетитель доходит до сути дела, и я мысленно хватаю его за грудки: «Да с такой проблемой ребенок справился бы!» Мы быстро решаем проблему. «Уф! Наконец‑то я от него избавился!» – думаю я про себя. На следующее утро за завтраком (я ведь чувствую себя виноватым, что накануне был не слишком внимателен) я подхожу к моему вчерашнему посетителю и спрашиваю: «Как дела?» Он отвечает: «Неплохо», а потом добавляет: «Знаете, мне так помог ваш вчерашний совет. Мы можем встретиться еще раз, после обеда?» О Господи!..

> Это худшее милосердие из всех возможных – когда вы делаете что‑то, чтобы потом не чувствовать себя плохо. Вам не хватает духу признаться, что вы хотите, чтобы вас оставили в покое. Вы ведь хотите, чтобы вас считали хорошим человеком, а в моем случае – хорошим священником! Когда вы мне говорите: «Я не люблю делать людям больно», я вам отвечаю: «Да бросьте! Я вам не верю». Не верю никому, кто говорит, будто он или она не любит делать людям больно. Да мы обожаем делать больно другим людям, особенно отдельно взятым личностям. Обожаем. Еще лучше, если боль причиняет кто‑то еще, а мы наблюдаем. Нам не хочется причинять боль самим, ведь так и мы сами рискуем пострадать! Ага, вот в чём дело… Если мы будем причинять боль, люди начнут плохо о нас думать. Нас перестанут любить, нас будут ругать, а нам это не нравится!