> Ст. 14-15 — Слава Богу, я никого из вас не крестил — Это вовсе не означает, что Павел относился к крещению как к чему-то малосущественному. Достаточно вспомнить, что он говорил о крещении раньше написания этого письма («Ведь крестившись, чтобы соединиться с Христом, все вы облеклись в Христа» — Гал 3.27) и позже («когда мы крестились, чтобы соединиться с Христом Иисусом, мы тем самым разделили Его смерть: крещением — соучастием в смерти — мы погребли себя с Ним» — Рим 6.3-4). Великие слова! Никто не сказал о крещении лучше! Но когда в него начинают вкладывать чисто человеческое понимание: кто его совершает, как его совершают, — этим самым из великого таинства оно превращается в магический обряд, и тогда Павел негодует! Только Криспа да Гая — Правда, иногда Павел совершал крещение, вероятно, самых первых христиан в Коринфе, когда побывал там впервые. Крисп — это, вероятно, старейшина коринфской синагоги (Деян 18.8). Гай — самое распространенное римское имя, но, возможно, это тот человек, которому апостол передает привет в Рим 16.23. Так что никто не может сказать, что вас крестили во имя меня — Это было время появления многочисленных модных культов, но Павел не был основателем собственной религии. «Павел не уменьшает значение крещения, а лишь заботится о том, чтобы ни одно его действие не могло быть истолковано превратно, будто бы он числил их за собой, а не за Христом»^V*.

> Ст. 16 — Впрочем, я крестил еще Стефанаса с домочадцами. А больше не помню, крестил ли еще кого — Апостол, стремясь к абсолютной честности, вспоминает о крещении других коринфян, в частности Стефана́са. Этот человек упомянут также в 16.17-18, вместе с несколькими другими коринфянами он прибыл к Павлу в Эфес. У него греческое имя, вариант имени «Сте́фан» («венок») или сокращенная форма от имени «Стефанофо́р» («венценосец»). Домочадцы — см. коммент. на 1.11.

> Ст. 17 — Ведь Христос послал меня не крестить, а возвещать Радостную Весть — Павел утверждает, что во время встречи на дамасской дороге Христос послал его возвещать Радостную Весть о спасении, быть Его посланцем, пробуждать веру, в то время как крещение совершается над уже обретшими веру. Не крестить — Павел как будто говорит: «Если я и совершал крещение, то это было только исключением из общего правила; ибо это не входило в обязанности моего служения... Возвещать Евангелие — это всё равно, что бросать сеть для ловли рыбы, и в этом состояло призвание Апостола, а крестить это всё равно, что вынимать из сети уже пойманную рыбу»^V**. Ср. также Ин 4.1-2.

> И не языком человеческой мудрости — Здесь мы впервые встречаемся с понятием человеческой мудрости, нераздельно связанной с владением словом. В греко-римском мире было страстное увлечение красноречием и достижением мудрости, которая мало чем отличалась от красноречия. Сейчас, когда искусство речи почти забыто и люди с трудом выражают свои мысли (послушайте политиков!), трудно понять, какое огромное значение придавалось речи! «Ораторское искусство, риторика, считалось «магией», поскольку могло заворожить слушателей. Содержание речи не имело значения вообще, главное — произвести впечатление на слушателей, как в спектакле. Они говорили, чтобы снискать обожание толпы»^VI*.

> Еще за несколько столетий до I века софисты открыли власть слова над людьми. Они же занимались мудростью, ведь само слово «софист», в отличие от философа («любителя мудрости»), означает «искатель мудрости». Недаром софиста Гиппия называли мудрейшим из греков. До нашего времени дошло довольно много документов, свидетельствующих о том, что Коринф часто посещали ораторы-софисты, среди них и очень знаменитые (Дион Хризостом, Герод Аттик, Диоген, Фаворин и др.). О них сообщают Дион Хризостом, Плутарх и Эпиктет. Хотя они относятся к более позднему времени, можно с уверенностью сказать, что и в I веке было то же самое, так что коринфские пи`сьма апостола Павла могут представить значительный материал по этой теме.

> Ораторы посещали разные города со своеобразными гастролями: они устраивали платные выступления на площадях, в гимнасиях и частных домах, а также организовывали лекции для богатых и знатных молодых людей, уча их ораторскому искусству и многому другому: как добиваться успеха в политике, в обществе, в делах, в суде. Такие ораторы были «специалистами широкого профиля», говорившими на разнообразные темы. Главным их орудием был язык, умение убеждать людей словами. Для ораторов важно было не только умение хорошо говорить, но и внешность, тон голоса, выразительный взгляд, обаяние. Филон Александрийский говорит, что они завоевывали восхищение одного города за другим, так что весь мир воздавал им почет. Между собой они жестко конкурировали, подвергая соперников уничтожающей критике, оскорбляя друг друга. Также вели себя и их ученики, которые должны были хранить верность учениям, одни группы часто дрались друг с другом. Вероятно, коринфяне воспринимали Павла и Аполлоса так же и ожидали, что они будут соперничать. Риторика была важной частью культуры греко-римского мира, образования и воспитания. Иногда ее даже называли матерью всех искусств и наук. Известно, что жители Коринфа настолько высоко ценили таких ораторов, что одному из них, Фаворину, ученику Диона Хризостома (он жил во времена правления императора Адриана), была поставлена на средства горожан бронзовая статуя. Правда, когда они потом узнали о безнравственном образе жизни Фаворина, они ее убрали. Герод Аттик, эталон софиста, считался благодетелем Коринфа.

> Вряд ли среди членов коринфской церкви были люди, получившие полноценное риторическое образование. Ведь в Коринфе I века жили в основном римляне, в том числе много вольноотпущенников. Они, скорее всего, лишь притязали на образованность и воспитанность. У них были комплексы неполноценности и сильное желание самоутвердиться, чтобы попасть в этот внутренний круг избранных, мудрых и успешных. Вероятно, коринфяне увидели в апостоле Павел одного из таких странствующих учителей, учивших житейской мудрости, а затем были пленены ораторским даром и убедительностью речей Аполлоса. Они смотрят на Павла, ищут недостатки в его речах, критикуют его манеру говорить. Им бросается в глаза не содержание речи, но ее форма. И Павлу приходится защищаться: в коринфской переписке очень часто встречаются слова «не.., но» (1Кор 1.17; 2.1,4-5,13; 2Кор 1.12; 2.17; 4.2,7; 10.3-4). Павел опасается, как бы риторические ухищрения и красоты не затемнили содержания Вести. Конечно, это не значит, что проповедь должна быть лишена всякой привлекательности. Но ее ораторские достоинства не должны стать самоцелью.

> Мудрость — понятие многозначащее. Словарь русского языка дает такое определение слову: это обладание большим умом, знанием жизни и опытом. В древности понятие мудрости было шире: это и навыки, мастерство в каком-либо деле («мудрость» ткачей, корабельщиков и т.д.), ловкость, находчивость, красноречие. Вот почему, например, змеи названы мудрыми — потому что они умеют незаметно скрыться, извернуться. Апостол Павел называл себя мудрым, то есть искусным, умелым строителем (1Кор 3.10). Мудрость — это своеобразное «ноу-хау» человечества, это способность людей добиваться осуществления поставленных целей. В таком понимании мудрости иногда не исключается и элемент эгоистического расчета, выбора в свою пользу, иногда даже в ущерб другим.

> Когда Павел говорит о мудрости как о человеческой мудрости, противопоставляя ее Божественной, он хочет подчеркнуть, что это мудрость, ориентированная на успех, силу, власть. Это коренится даже не в человеческой природе, но в животной. И стадные животные, и люди стремятся к первенству, главенству, они хотят быть выше других^VII*.

> Такова мудрость и земного Израиля, который не сумел увидеть Божественный замысел спасения в личности посланного Им Сына. Уже начиная с Сираха, еврейское богословие отождествляет Божественную Мудрость с Законом Моисея. В иудаизме всё больше и больше развивается идея заслуг перед Богом. Так, казалось бы, непохожие представления о мудрости в языческом и еврейском мире соединяются.

> В противовес этому Иисус учил Своих учеников преодолевать человеческие стереотипы поведения, внушая им, что они должны служить, а не стремиться к тому, чтобы им служили, не делить людей на значительных и малозначащих, изменить традиционное для людей того времени отношение к женщинам, браку, детям и богатству (Мк 10.2-31,42-45). И это давалось ученикам с огромным трудом. Сатана, искушая Иисуса в пустыне, хотел внушить Ему стремление к автономной от Его Отца власти (Мф 4.1-11; Лк 4.1-13). Жизнь Иисуса, с точки зрения земной мудрости, была полной неудачей, провалом. Казненный как преступник, с горсткой растерянных, перепуганных учеников, потерявших веру...

> Чтобы крест Христов не лишился силы — дословно: «чтобы крест Христов не был опустошен». Павлу было важно, чтобы коринфяне пришли к вере не в результате воздействия его красноречия и убедительных риторических приемов на их эмоции, но чтобы всё их существо, их внутреннее я обратилось к Богу. Риторика направляет человека к ценностям этого мира, учит его самоутверждению. Крест же побуждает его умереть и воскреснуть, у него сила преображения. Оратор убеждает, но Павел не оратор, а вестник, глашатай. «Задача вестника не создать убедительную весть, но эффективно донести уже отчетливо сформулированное сообщение другого»^VIII*. Оратор пытается внушить веру в себя, но Павел даже не ставит себе задачу создавать веру, ведь это во власти одного только Бога. Поэтому на первый план выступает Весть, а способы ее выражения отходят в тень.

> Но при этом надо помнить, что текст письма ярко полемический. Пи́сьма Павла свидетельствуют о его мастерском владении речью, он прекрасный оратор и блестящий писатель. Он владеет всеми приемами. Но у его современников очень часто красота и блеск стиля затмевали содержание.