> У лежавших при бассейне были не самые тяжёлые проблемы, и не случайно Иисус предупредил исцелённого — осторожно, как бы не стало хуже, чем было! Чудо может и раздавить… Особенно, если расслабленность душевная — слабость на любовь, на доверие, на помощь другим.

> Мы лежим не в купальне, а внутри собственного тела. Оно разрушается. У купальни было пять «притворов», отсеков, у нашего тела есть пять чувств. Мы в параличе внутри наших чувств. Они дряхлеют и разрушаются, но всё что-то чувствуют, доставляют нам какие-то сигналы, а душа не реагирует, душа в параличе.

> Вот тут и совершается чудо импульса. Не то чудо, что Бог подходит к нашему параличу и заговаривает с нами, а то, что мы откликаемся. Ворчливо, агрессивно, но — откликаемся. И бултых в воду крещения, пусть даже этой воды несколько капель. Вот — начало выздоровления, всего лишь начало. Крохотный, но — ответный импульс. Параличная душа дёрнулась, тут же вернулась в исходное положение, но — Бог уже ухватился.

> Вся история человечества — это соревнование параличных душ. Трагикомично было зрелище, когда несчастные больные, отпихивая друг друга, лезли в воду, но история трагична без комизма — отпихивая друг друга, лезут наверх параличные сердца. И вера может быть использована для победы в этом жутком конкурсе. Как же, мне Бог открылся!!!

> Мы лезем поверх чужих голов, потому что и в вере сохранили магизм, недоверие — на всех Бога не хватит! Только первый получит, что хочет! А по-христиански: блаженны последние! Садись пониже, окажешься повыше, и не потому, что Бог других отправит в ад, а потому что по отношению к Богу каждый — первый, такая уж у Бога любовь смиреннейшая. Бог приходит в конце и каждого делает началом, первым. Бог становится омегой, чтобы всякий стал альфой.

> Поэтому не надо расстраиваться, что мы не видели Христа во плоти, что мы не живём в самом свободном и процветающем мире. Надо радоваться, что мы живём накануне Второго Пришествия, за секунду до благодати, что мы последние в ожидании, и трудиться, жить, молиться с таким же усилием, с каким паралитик откликается на предложение здоровья, с каким опоздавший догоняет тронувшийся поезд, с каким последний перед кассой убеждает кассиршу не уходить, а ему, последнему, продать билет в Царство Божие.

* * *

> Расслабленность — это болезнь центральной нервной системы. Мощные мускулы в порядке, а где-то в глубине что-то неладно с крохотными нервными клетками, и человек еле ползает. Постепенно атрофируется всё, но первоисточник — в глубине. Когда мы воздыхаем и говорим: «Господи, исцели мою душу, всяческими грехами парализованную!» — мы о чём говорим? Чем недовольны? Куда мы нацелились и никак не можем успеть? На что надеемся и опаздываем так, что наша надежда сбывается для другого?

> На любовь, конечно. Радость, счастье, удовольствие, — не финишные точки для человека. Для животного, пожалуй, но для человека это стартовые точки, отправные. Человек начинается там, где заканчивается животное.

> Любовь — и поэтому центр нашей человеческой нервной системы — в другом человеке. Хочется сказать «в Боге», а всё-таки именно Бог так создал, что не в Нём, а в другом человеке для нас тот импульс, который побуждает нас жить. Исчезнут люди, исчезнем и мы, останется животное, бегающее по планете. Это не означает, что я всего лишь производное от других, это означает, что и я для других центр, как и они для меня.

> Вот почему Бог дарит нам воскресение. Если мы не навсегда, то мы никогда. Не для себя воскресение, для другого, для всех — и воскресение всех есть условие моего воскресение. А начинается с воскресения Иисуса — центра нашей нервной системы. Он исцелил расслабленного, идя на Голгофу, так же Он исцеляет и нас — не тем, что помогает нам броситься с головой в очередной омут, а тем, что показывает нам Свой путь.

> Вера открывает нам не существование Бога, а центральность Бога для нашей жизни, центральность каждого образа и подобия Божьего.

> Тут и ответ на то, почему вера не есть нечто внутри нас. Она и внутри, но она рвётся наружу, она для этого и дана. Путь этой веры мало предсказуем, потому что это вера не в себя, а в Христа, который мимоходом сказал нам: «Иди!» Куда идти? Что делать? Сын Божий не уточнил. Он же Центр, а мы периферия. Он был рад сказать, да мы не поймём. Но главное — Он нам доверяет. Не диктует каждый шаг. Импульс — да. Сопровождение — да. А так — сам, всё сам. В этом весь смысл исцеления, что не позвоночник решает, куда идти, а я решаю. Это шпионам центр диктует каждый шаг, а мы не шпионы; это зло каждое движение хочет контролировать, а наш Центр — прямо наоборот, в этом и смысл творения человека — чтобы свободы стало больше. Бог взял обезьяну и сказал — да будет это Моё подобие, Мой образ — и обезьяна стала человеком, а Бог — центром человека. «Моё подобие» — акцент не на «моё», как мы произносим в своём эгоизма: «моё» значит шаг вправо, шаг влево считается побегом. Божье «моё» — «это продолжение Моей свободы».

> Старинное сравнение Церкви с Телом Божьим говорит лишь о том, что исцеление от паралича в каждом верующем проявляется по-разному, потому что это исцеление от несвободы. Да, Иисус входит Своим Телом, Своей Жизнью в наше тело и в нашу жизнь, но не вытесняет её, а прямо наоборот — выпускает нас на простор. Не только нашу душу, но и наше тело, обязательно наше тело, потому что душа помимо тела — как центр без круга. Принимая Жизнь — Тело и Кровь — Спасителя — мы принимаем свой Центр, и благодарим, и не всегда с уверенностью, но всегда с верой говорим: я жил в провинции, а теперь я — центр, и дай мне, Боже, быть Твоим центром в этом мире.